Помещик обрюхатил крепостных молодых девок

— Вы слышали, что помещик обрюхатил крепостных молодых девок?, — однажды спросили меня на хуторе Виноградном. Мы с Герасимом заехали туда по-быстрому напоить коней, прихватить какой-нибудь снеди и двигаться дальше, в Сибирь, где работали мои крестьяне-лесорубы.

Разговор задался с некой неприятной одноглазой старухой в грубо сшитом сарафане. Она походила чем-то на ведьму, а чем-то на мою супругу, известного долга перед которой я всячески избегал ещё со времён правления царя Александра I.

— Вы, бабушка, слухам не верьте-с всяческим, — заверил её я. — Помещик ваш — человек благородный.

— Ну да, — задумалась она. — Говорят, голубых кровей человек.

Герасим, было, хотел угостить за сию дерзость старуху кнутом, но я вовремя усмирил мужика. Кто ж виноват что он, чернь несусветная, не знает высоких выражений. А вот ознакомлённость старухи меня заинтриговала.

— А вы, бабуля, грамоте обучены?

— И грамоте, и счёту. У нас, батюшка, семья раньше была не последняя на хуторе. Это сейчас уже в бедноте, но не в обиде живём. Внучка у меня подрастает, красотка Марфуша. Тоже учу её, когда свободный час от работы выпадает.

Тут я, ведомый любопытством, наказав звать красавицу Марфушу, не пожалел. Одевалась она, конечно, всё в такое же деревенское тряпьё, что и прочие крестьяне. Но видно было, что задатки у девчонки хорошие. Густые волосы, голубые глаза, ровная осанка и стройная фигура.

— Здравствуйте, батюшка! — поклонилась она мне в ноги, широко махнув грязной ручкой.

— И тебе не хворать, Марфуша. Говорят, читать и писать обучена?

— Ох, право, батюшка, что вы, что вы! — смутилась она. — Я так, по верхам. Мы ж тут в работах и заботах на благо хозяина нашего трудимся. Куда уж там учиться.

В тот момент я понял, что хочу огулять эту милаху, как бравый жеребец незадачливую поняшку. И тогда я сказал ей:

— Дитя моё, я и есть хозяин ваш, помещик здешний. Еду по делам в Сибирь, но хотел бы взять тебя на службу. У меня большая библиотека. Будешь в ней секретарём. Собирайся и прыгай в повозку.

Осчастливленная, она поцеловала бабку, наскоро собрала какой-то узелок, и уже через десять минут мы мчали сквозь сгущающийся вечер. Герасим молча и зазря стегал коней, а я подсел поближе к Марфуше и понял, что внутри меня кипит кровь, как бывало в далёкой-далёкой молодости.

Хотя девица отличалась красотой, я понимал, что это далеко не самый эстетичный вариант для немедленного соития. Вряд ли крестьяне так часто мылись, как моя отвратительная супруга. Тем более у меня имелся один нюанс в предпочтениях. Люто нравились мне дамы, напрочь лишённые волосяного покрова на ногах, в промежности и подмышками. Но бедная крестьянка уж точно не была знакома с бритвой, а потому, раздев её сиюминутно, я был бы по большей части разочарован и принялся бы сожалеть о своём решении.

План мой заключался в том, чтобы завести её в одно из своих попутных имений, рассказать там о Париже, о моде, о дамах европейских. Научить её тому, как нравиться мне всецело. И уж тогда, создав себе идеальную барышню, окунуться в интимное изобилие, которое только способно дать мне это молодое тело.

А имение, меж тем, уже виднелось и плыло сквозь лесистый сумрак нам навстречу. Герасим кемарил, но кони прекрасно знали дорогу, а потому спокойно плелись к большим кованым воротам.

Из-под сарафана Марфуши виднелись худенькие ножки. Я бы даже сказал, тощенькие. И хотя этот факт будоражил мою фантазию, сама девушка являла собой воплощённое целомудрие. Впрочем, разве на хуторах такое возможно? Нищие, не занятые ничем, кроме работы, не имеющие никакого интеллектуального досуга люди, близкие по своему уровню к животным, чем они ещё могли заниматься, кроме как с самого детства показывать друг другу пиписьки и валяться на сеновалах тайком от родни? Быть может, сия Марфуша искушена в любовных науках похлеще моего. Но это ещё предстояло узнать в скором времени.

Мы расположились в имении на несколько деньков. И я, верный своему коварному замыслу, начал научать Марфушу различным косметическим премудростям. Она ни в какую не желала понимать, зачем женщине нужно брить лоно и подмышки, но моя преданная служанка Инга, некогда бывшая такой же крепостной глупой молодухой, взяла Марфушку под свою опеку. Вскоре девицу было уже не узнать. Она щеголяла по моему имению в лучших французских платьях и чулках, заполняя комнаты дорогим парфюмом. Это прекрасно.

А я, между тем, удосужился поглядеть за их банными процедурами в специально проделанную Герасимом щёлочку в стене. Инга усадила Марфушку в широкий деревянный таз, наполненный кипятком, принялась поливать её длинные лобковые заросли из ковша, и те быстро превратились в худую струящуюся бородку, как у козлика. И хотя такое сравнение звучит довольно скверно и может выдавать во мне признаки скотоложца, в действительности, поверьте, выглядело это весьма живописно и несказанно возбудило меня.

Затем Инга с помощью помазка покрыла мыльным раствором кудри и принялась опасной бритвой снимать весь тот покров, который мешал созерцать юные прелести моей новой игрушки. И она действительно походила на фарфоровую куколку. Её писичка отличалась необычайной аккуратностью, в которой не имелось ни единого признака спешки нашего выдающегося Творца, который явно вложил всё своё старание в эту гениальную работу — Марфушку.

А затем, когда моя служанка уже дошлифовывала практически готовый результат, она случайно порезала девушку. И тут же попыталась остановить кровотечение, прильнув к лону девушки губами. И каков же был мой восторг, когда Марфушка, нисколько не стесняясь, двинула бёдрами, подставляя под губы Инги самую чувствительную зону своего дела.

И тут я не выдержал. Внизу меня произошёл мушкетный залп. Мне даже не потребовалось на тот момент хоть сколько-нибудь утюжить своё хозяйство. Я просто стрельнул во всю мощь, оставив на стене длинный стекающий бело-прозрачный след.

От этого выстрела я даже несколько утратил равновесие и сел на ближайшую скамеечку перевести дух. В преступной близости от меня, буквально через стенку Инга лизала Марфушке её прелести. Я мог бы прямо сейчас зайти и застукать обеих, обернуть всё в свою пользу, но не стал, поскольку уже удовлетворил на тот момент физиологические потребности. Я решил перенести все развлечения на завтра.

На следующий день я отправил Герасима на ярмарку, чтобы тот не мешался под ногами, предоставив всё имение в моё распоряжение. Вы, конечно, можете мне не поверить. Ведь должны же быть и другие слуги в таком большом доме. Я соглашусь с вами. И должен признать, что в тот день я нашёл задачи для всех, оставшись в компании двух крепостных молодых девок.

Мы собрались в гостиной под одной большой картиной. Я, честно, не особо ценитель искусства, так что не могу назвать вам художника и её название. Но, в общем, это какой-то эдемский сюжет. Там изображён прекрасный сад, бабочки, птички — вся эта бутафория абсолютной беспечности. Деревья на картине зелены до безобразия, таких вы не встретите в природе никогда. Каждый листочек прописан так, что, кажется, под лупой вы увидите на нём споры и клетки.

Но главное — изображение обнажённой Евы. Абсолютно нагая, она изогнулась красивой дугой на фоне какой-то речки, быть может, миниатюрного Евфрата или Тигра. Её безупречная фигура никогда не оставляла меня равнодушным. Ещё когда был жив отец, я, дожидаясь сна родителей, спускался сюда и созерцал эти восхитительные линии её загорелого тела, тугие маленькие груди, пальчики, которые доведут тебя до экстаза, если сплетутся на твоём члене. Это не говоря про ротик! Я хотел выебать эту Еву, накончать на неё, на все окружающие изумрудные листья, на этих ёбанных птичек и бабочек, а потом созерцать, как она отмывает пушистый лобок от спермы в той самой речке, где какой-нибудь премудрый пескарь вылупился со дна на эти прекраснейшие гениталии, отведавшие член первый раз в истории человечества.

А где-то за ближайшим холмом должен был валяться Адам с головой, пробитой камнем, ибо это был мой сад, мой рай, моя Ева. Ох, и уносило же меня в этих безумных фантазиях. Короче, дрочил я на эту картину уже много лет.

И, могу сказать, что нынешняя Марфушка очень даже походила на ту самую Еву. Я заметил сходство только сейчас, сидя с двумя девками в зале. Но всё же я понимал, что выбрал Марфушку не случайно, а подспудно понимая, что она похожа на Еву с картины неизвестного мне художника.

Если же вас интересует Инга, то она красотой нисколько не хуже Марфушки. В чём-то даже превосходит её. Мышечное тело этой девушки способно творить чудеса, а её гибкость превзойдёт любые ваши ожидания. В общем, настоятельно рекомендую. Если вы будете когда-то проездом возле моего имения, то будьте любезны зайти, я приму вас радушно, со всеми удобствами.

Важное моё преимущество во всей этой ситуации заключается в том, что мне не нужно идти на ухищрения, чтобы заполучить любую женщину на подчинённых мне землях. Я могу ткнуть пальцем в любую красотку, которой случилось покрутить передо мной жопой, и ни одна сила в мире не сможет воспрепятствовать тому, что тем же вечером я окучу эту сучку так, как мне заблагорассудится.

Так что мне не было нужды помнить Марфушку и Ингу, шантажировать или запугивать. Я просто приказал им стать передо мной, сидящим в кресле. Они повиновались и даже не спрашивали, зачем это нужно. Ведь я не обязан никому ничего объяснять. Раз я сказал, значит нужно.

Итак, они повиновались. Встали передо мной на фоне картины с эдемской Евой. Знаете, когда вы в детстве видите любую женщину и понимаете, что никогда не сможете рассмотреть и пощупать её без одежды, это довольно угнетающе. Представьте, как здорово сидеть на моём месте, понимая, что сейчас они сделают всё, что я прикажу. И, конечно, я приказал им раздеться. Сначала — Инге, чтобы дать пример покорного поведения Марфушке.

Инга снимает роскошное красное платье. Оно падает на пол, соскальзывает, как пишут в эротических романах. Как шкура змеи, с её стройного, будто бы обновлённого тела. И, поверьте, Инга в этот момент выглядит идеально. Я вижу, как сквозь её тонкие ножки просвечивает огонёк конделябра, и если бы кто-то смог запечатлеть это на картине, на неком моментальном снимке реальности, то этот сюжет легко вытеснил бы с моей стены картину с Евой. Инга живописна, сексуальна. Я бы сравнил её с какой-то демоницей, суккубом, который просто застыл в ожидании, когда я сдамся, сойду с ума и накинусь трахать её прямо на пушистом коврике моей гостиной.

В этот момент я чувствую себя настоящим животным, которое покорено древним инстинктам. Мне хочется нализывать её дырки, чтобы легко проникнуть в каждую из них, ощутить ребристость этих горячих стеночек. И, как отмечали многие мыслители, ожидание намного приятнее результата. Я получаю огромное удовольствие от того, что просто фантазирую на эти темы и запрещаю себе прикасаться Инге. Она, конечно, глупая, не понимает, что именно творится в моей голове. Ей не понять этой страсти, внутренних игр, что я провожу сам с собой. Да и не надо. Пусть стоит, ждёт, возбуждает меня, сучка.

— Я хочу, чтобы ты сейчас обоссалась, — приказываю я.

Инга удивляется, но не возразит мне. Я представляю, насколько ей в этот момент стыдно — и передо мной, и перед Марфушкой. Но именно это и делает моё распоряжение таким будоражащим.

Инга закатывает глаза и сосредотачивается. Мне нравится, что она не задаёт лишних вопросов, а просто выпускает тоненькую струйку из себя. Поначалу это лёгкий плевочек в несколько капель, который тут же ослабевает, стеснённый её сопротивляющейся уретрой, но удержать в себе уже не получается — и из моей служанки вырывается уплотняющийся, фонтанирующий напор. Она ссыт прямо на платье у себя под ножками, и, чёрт возьми, это меня дико возбуждает. Я достаю член и начинаю наяривать, глядя на эту сцену.

Особенно мне интересна реакция Марфушки. Она смущённо отвела глазки, но нет-нет поглядывает на происходящее. Девушка явно переживает по поводу того, что я приготовил для неё.

— Так, Марфушка, становись на колени и вымой её дырочку и ножки.

Она некоторое время сомневается, но мы с Ингой ждём, и девочке остаётся подчиниться. Она опускается перед моей служанкой и начинает водить по её ножкам снизу вверх, постепенно приближаясь к дырочке, как кошка, которая слизывает молоко. Взгляд у Марфушки очень униженный, даже запуганный. И это прекрасно. Я тереблю своего героя всё активнее.

— И письку, письку ей поактивнее!

Марфушка слушается. Я думаю, что теперь она уже готова ко всему. Даже с той же Ингой мне пришлось повозиться подольше, чтобы добиться полной покорности.

— У неё хорошо получается, — сообщает мне Инга. — Небось, тренировалась на своём хуторе?

— Не делай вид, что для тебя её навыки — новость. Я видел, как вы резвились во время банных процедур. Можете не стесняться своей связи. Приступайте, я посмотрю.

Они падают прямо на обоссанное платье и сплетаются в страстном поцелуе. Мой хуй в этот момент превращается в булаву, настоящую такую дубину. Ощущение, что головка похожа на какой-то напряжённый прыщ, который вот-вот выпрыснет всё своё содержимое.

Мне совсем не хочется этого. Я бы предпочёл поиграться с этими кисами. Но, если вдруг, станет совсем невмочь терпеть, то я планирую подскочить к ним и забрызгать сверху своих девочек, пока они резвятся.

А они продолжают, и вот уже Марфушка расстаётся со своим салатовым платьицем. Она абсолютно нага и абсолютно гладка. Всё, как мне нравится. Эстетично, волнующе, девственно и невинно.

Я подскакиваю к Марфушке и ставлю её раком. Она явно не понимает, что требуется делать. Неужели крепостные родители никогда не еблись при ней? Может, они делают это где-то в поле, либо в бане? Трудно сказать. Но если так, сейчас девочку ждёт удивительный сюрприз.

Я вгоняю ей под хвост, словно заправляю мышечной кобылке. Эта натруженная мускулистая попка, задетая моей рукой, уводит меня на пик блаженства. Но главное — я ощущаю сопротивление внутри маленькой писички. Марфушка действительно девственна.

Зафиксировав девушку руками, чтобы не ускользнула, я втыкаю в неё своего молодца. Она кричит от ужаса, но дело сделано, и дальше я просто спешу окучивать девицу, поскольку меня надолго не хватит.

Инга не знает, куда всунуться между нами и то гладит Марфушку по спинке, то меня по груди. Периодически мы сливаемся в поцелуе, но я понимаю, что осталось мне недолго.

Где-то с кончика члена уже побрызгивает несдержанное семя, напор которого я всё ещё могу сдерживать. Но, так или иначе, Марфушка довольно быстро получила своё. Они ведь обожают сперму, верно? Я знаю, что это не так. Однако мне нравится фантазировать, что бабы прутся по ней.

Мои движения становятся всё более конвульсионными, я словно пудель, дёргающийся на беспородной сучке. В угаре страсти я отвешиваю смачный шлепок по щеке Инги, заваливая её на пол.

Словно островной абориген, дикарь, я наваливаюсь на неё и засаживаю сочащийся член в её письку. Два грубых рывка, в которых я пытаюсь, кажется, достать до самого горла Инги, и происходит извержение вулкана, сперма течёт таким напором, что возникает ощущение, будто член сейчас взорвётся. Я вливаю в служанку два, три, четыре мощных потока спермы.

Самое приятное, Инга вскрикивает, ощущая всё новые поступления спермы в свою горячую пещерку. Она будто поверженный суккуб, который нарвался не на того и получил по заслугам.

Впрочем, не буду греха таить. Ёбарь с меня на сей раз вышел довольно скверный. Я не уделил более полуминуты ни одной из девок. Но это и не должно заботить, ведь главное — ублажить себя.

Я быстро теряю интерес к Инге и встаю с её распластанного тела. С члена всё ещё свисает беловатая сосулька спермы. Она удлиняется, угрожая упасть на пол. Обо что бы вытереть?

Рядом сидит смущённая и ошеломлённая Марфушка. И тут у меня возникает прекрасная идея. Я просто подтягиваю её за затылок и щедро вытираю об её губы сперму, размазываю по всему личику.

Пожалуй, для первого раза хватит. Девушка теперь ещё долго будет пребывать в шоке. А я своё получил в полной мере и уже собираюсь уйти.

Но тут Марфушка бросает на меня взгляд, который подошёл бы какому-нибудь запуганному щеночку. Я ощущаю свою силу перед ней и хочу ещё что-то делать. Член немного напрягается, но уже не в силах поднять свой вес. Зато я могу сделать кое-что другое.

Прицелившись, я начинаю поливать девок горячей струёй. Они вскрикивают от неожиданности, каждой из них я умудряюсь попасть в рот, довольно созерцая, как струи стекают по их подбородкам, волосам, сиськам. Какое счастье, что приводить гостиную в порядок после всего этого придётся не мне.

Девки не могут сбежать, им остаётся только, кривясь, сносить это унижение и ждать, когда я удовлетворю свою потребность.

Наконец, напор спадает, струйка тончает и исчезает последними капельками.

— Тоже мне бабы! Да вы просто две обоссанные потаскухи! — говорю я и удаляюсь.

Вечером за мной заедет Герасим, и мы двинемся дальше в Сибирь, оставив позади этих двух шалав. Всё моё почтение и восхищение их женской природой закончилось в момент оргазма.

Потом в округе снова будут говорить, что помещик обрюхатил крепостных молодых девок. Это правда. Я так делаю с завидной регулярностью. Может быть, когда-то снова навещу Ингу и Марфушку, но ближайшие девять месяцев они мне точно будут не интересны.

Я более чем уверен, что завтра заеду на новый хутор. И там будет какая-нибудь рыжая красотка, и звать её будут как-нибудь необычно, например, Ясмина, Серафима или Огненка. И история снова повториться. Мой хуй, знаете, любит исследовать новые территории, ибо имеет притязания на каждую из женщин. И я никогда не откажу себе в удовольствии пропахать новую траншею.

За сим, уважаемый, откланиваюсь. После прочтения, сударь, пожалуйста, сожгите моё письмо, чтобы не имелось в вашем распоряжении столь похабных историй от моего благородного лица. С нетерпением жду от вас ответных историй о ваших похождениях. Уверен, вам найдётся, чем мне ответить.